БЫТЬ ПОХОЖИМ
Мне, помню, было десять лет,
Когда его увидеть смог я,
Он к юрте шел, и я вослед
Смотрел с восторгом — вот так сокол!
Широкоплеч и чернобров,
Чуть рыжеват упрямый волос.
Хотелось слышать его голос,
Хоть несколько коротких слов!
Да, подражания пора
Приходит невзначай и разом.
Смотрел я любопытным глазом,
Как взрослые и детвора
Ему внимают, улыбаясь.
Неотразим он был тогда,
Он говорил, не ошибаясь,
Свободно речь его текла.
Шли к Кебекбаю за советом,
Несли и радость, и печаль.
Он не спешил давать ответы:
Сначала, как мудрец, молчал,
Потом являл уже то слово,
Которое не знал никто.
Как я тогда любил его,
Как друга не желал иного!
Но кто я был? Совсем малец,
Которого в толпе не видно.
Я помню, было так обидно,
Что ростом я — не как отец.
А он, видать, меня заметил —
Ко всем внимательным он был.
Однажды вдруг остановил
И жестом ласковым приветил.
Такой огромный, сильный, он
Был в жизни каждому подмогой.
…О нем я после думал много,
О давнем времени моем.
Любовь к народу своему,
К своей степи многострадальной
Была с рождения ему
Дана. И этой мерой давней
Измерен жизни трудной путь.
Она ему продляла годы.
Дождался ж он, когда народы
Свободные смогли вздохнуть!
Немало своих славных лет
Прожил он на земле суровой.
Теперь его средь нас уж нет,
Но память возвращает снова
Его находчивость и стать,
Его решительность и волю…
Была особой его доля
Как мне о ней не рассказать?
1952
БЫЛИ РАЗНЫЕ ПОЭТЫ
Певца соловьем называет народ.
Скакун настоящий стремится вперед.
Услышишь акына на улице каждой,
Он в каждой квартире сегодня поет.
И в наши года, как в былые года,
Своим положением песня горда.
Акынов в народе любили особо,
Акынов кружком обступали всегда.
Пределов ни в чем вдохновению нет –
Рожден вдохновением первый поэт.
С поры той далекой и строки и струны
Доныне несут нам надежду и свет.
То там появляясь устало, то тут.
Годами бродил по просторам Коркут[1].
Мечты не нашедший своей, одинокий,
Под старость в горах отыскал он приют.
Кобыз смастерил себе. Песни запел,
От прочих забот устраняясь и дел.
Но разве всего лишь кормиться
искусством
И есть для акына конечный предел?
Окликнули дали Асана-Кайгы[2] –
И он, не боясь ни жары, ни пурги,
Ни бедности и ни всевластного хана,
С народом сверял все творенья свои.
Акыны Шоже, Кулмамбет, Суйюмбай.
Кабан и Тубек, Кемпирбай, Бактыбай.
А песни Бухара! А песни Джамбула,
Привольно из края летевшие в край!
Доскей, Нурпеис, Кулыншак, Орынбай,
Мурын-жырау, Саттигул, Кеншимбай.
Наш Капкабатыр. Сарыбас наш известный.
Тайжан, Куандык, Кашаган, Жиенбай.
И Майлыкожа. И Мади[3]. И Майкот.
Искусством они удивляли народ.
Вы живы в сердцах,
Шернияз с Таттимбетом,
И наш Махамбет в каждом сердце живет!
Кюйши и акыны — мои степняки.
Слова и мелодии ваши легки.
И ночью и днем вы простые напевы
Вели нескончаемо, как родники.
Все ваши уроки для нас хороши,
Степные акыны мои и кюйши.
Я помню: бреду за отарою следом
И громко пою на ходу от души.
Но в прошлом — о чем уж тут ни вспоминай!-
Суров был к талантам родимый мой край.
Счастливой поры не сумели дождаться
Ни наш Махамбет, ни великий Абай.
Ибрай и Асет, Балуан и Майра.
Эпоха Биржана! Акана пора!
Так пели в степях, что и лебеди даже
На дивные звуки слетались с утра.
Я знаю, что правде искусства не рад
Лишь тот, кто по-байски спесив и богат.
Но с нами все те сокровенные песни,
Что в будущее из былого летят.
В те дни, когда кюиКурмангазы
Звучали, даря вдохновенья часы,—
Жантай, Байсерке, Жолдыбай — не они ли
Пленяли напевами дивной красы?
Сегодня то время от нас вдалеке.
И годы печалей от нас вдалеке.
Верблюдица снова молочною стала,
Услышав напевы кюйшиБайсерке.
Напев — он на все получает права:
В нем радость жива и печаль в нем жива.
Не может душа без веселья и грусти,
Без скорби не может и без торжества!
Акынов у нас уважает народ.
Певцов и кюйши уважает народ.
Все внемлет — и птицы, и звери, и камни —
Той песне, что смело свершает полет.
В краю нашем песенном — в отчем краю
Я тоже, друзья, как умею, пою.
И верную спутницу с самого детства —
Домбру неустанно ласкаю свою.
1950
В ГОСТЯХ
Как долго не был гостем вашим я,
Мои родные, добрые друзья!
Я так спешил в чудесный город-сад,
Где камешку, былинке каждой рад!
Как лебедь ждет елияния с водой,
Так я мечтал ступить сюда ногой.
И вот сижу теперь среди родных,
Смотрю в глаза приветливые их,
И думаю, что завтра уезжать
На много лет, навервое, опять…
А кто-то протянул мне сочный плод,
Другой в свой дом настойчиво зовет.
Ата, ата, мы здесь, мы все с тобой,
0 чем ты так задумался, родной?»
0 чем? 0 том, что августа пора,
Что пожелтеет яблони листва,
А те слова, что я сказал родным,
Правдивы и прозрачны, как родник.
Что мы сидим единою семьей:
Казах, уйгур, татарин, а с домброй —
Мой русский брат, он знает песнь степей.
Поет он, и становится теплей
На белом свете. И прощанья миг
Еще далек, меня он не наствг.
1959
БЕДНЫЙ МОИ КРАЙ
Родился я в предгорьях Алатау,
Из родника я жажду утолял,
За бедный мой народ я жил, страдая,
Насилье царское сполна я испытал.
Спал на камнях, укрывшись белой льдиной.
И с птицами — друзьями говорил.
Я покидаю вас, родимые долины,
Стал этот край отныне мне не мил.
Я вытерплю, я вынесу невзгоды.
Оставив долгие, тяжелые версты.
Когда народ мой обретет свободу,
Я встрепенусь — и оживут мечты.
1916
