Хороший повод вспомнить былое, друзей-товарищей, горячие газетные деньки, встречи с новыми людьми, командировки. Юбилей родной газеты! Это не просто круглая дата. Это событие и не только для газетчиков, но и для наших верных и любимых читателей.
Немного о себе. С детства мечтала стать хирургом, учителем русского языка, журналистом. В мединституте мне рекомендовали выбрать другую профессию. Много зубрежки, особенно латыни, а у меня в то время зрение резко упало – диоптрии 11 минус. В журналистику не разрешили идти родители – опасная профессия, к тому же много командировок, пропащий для семьи человек. Так стала учителем. СШ им.Крупской, Алгинская школа им.Фурманова, Талаптинская средняя школа, сш им.К.Маркса, сш. им.Ломоносова, партийная работа.
После рождения первого ребенка уволилась из райкома партии. По окончании декретного отпуска вернулась в школу. Второй ребенок, больничный один за другим. Зав. райОНО посоветовал уйти из школы пока не вырастут дети. Наткнулась в газете на объявление: срочно требуется корректор. Позвонила, пришла на собеседование и на следующий день уже осваивала новую профессию.
Технически это выглядело так. Журналист сдает рукописную статью в машинное бюро, текст набирает машинистка, отдает автору на вычитку, тот исправляет ошибки и опечатки, дает снова перепечатывать (при этом заискивает перед машинисткой, стараясь влезть без очереди), вычитывает и несет на суд редактору. А.И.Андреев, строгий редактор, выскажет свое мнение, сделает замечания, потребует доработки текста, и снова машинистка перепечатывает так надоевшую ей статью. Весь этот длинный нудный процесс отражается на кислой физиономии журналиста. Схватив выправленный текст бедолага несет его в типографию линотипистке, второй экземпляр получает переводчик. Журналист свободен, наступает моя очередь. От того, как быстро линотипистка наберет (снова набор вручную с листа), отольет в свинце строчки (не буквы), составит их в текст, распечатает гранки, зависит время выпуска очередного номера газеты. Я болтаюсь рядом, диктую статью, пытаюсь как-то ускорить процесс, надоедаю сосредоточенной Лиде Зинченко (к слову, очень грамотной), выслушиваю ее язвительные замечания, довольно существенные, по поводу материала. Получив долгожданную распечатку, несусь в другое здание (типография в соседнем помещении, нынче комплекс «Фламинго») и начинаю читать статью. Сначала весь текст, затем вместе с подчитчиком, который читает оригинал статьи, а я сравниваю фамилии, цифры, названия населенных пунктов, даты. Потом буквально по слогам каждое слово в поисках ошибок и опечаток. Два-три раза прочитав, исправив, несусь в типографию. Получив исправленный набело текст, отдаю на подпись редактору. С визой «в печать» заношу ответсекретарю К.Алимжан. Он уже формирует выпуск – на какую страницу станет статья, где поместить фото, каким шрифтом набрать заголовок. Его стол буквально завален распечатками на двух языках. «Шамшырағы» и «Маяк» — близнецы. Он подгоняет тексты и фотографии так, чтобы газеты были синхронными. Лучшего ответсекретаря я не знаю. Его труд высоко ценили в типографии, где совершалась верстка газеты. По его макету им работалось легко.
В бешеном ритме проходит выпуск газеты, напряжение «высоковольтное». Журналисты отстаивают каждое свое слово, машинистки нас буквально ненавидят за то, что некоторые материалы приходится по два-три раза перепечатывать, в типографию заходим на цыпочках – от их скорости зависит во сколько мы попадем, наконец, домой. Напряжение в газетный день умел снимать шутками и неподражаемой улыбкой директор типографии Нургазы Укубасов.
И вот гранки связаны, уложена в свинце газета на поднос, печатник Болат Медетбеков накатывает краску на валик и выползает первый лист газеты. Вздохнуть бы с облегчением, но… При верстке могла строчка из одной статьи попасть совершенно в другой материал, или ее перевернули верх тормашками, или вообще тыльной стороной вставили, может в заголовке, набранном вручную метранпажем, закрасться ошибка. Я еще и еще раз читаю всю страницу, потом несу ее дежурному по номеру зав.отделом, ошибки исправлять плетусь в типографию (там ворчат на меня: не умеете работать, а еще с высшим образованием!), и только потом исправленный, вылизанный, выстраданный лист-страница газеты ложится на стол редактора. Ждем новых исправлений, замечаний, переверсток. Все, в печать! И так все четыре страницы газеты. Одна молодая сотрудница высказалась: «Дурдом отдыхает!»
Самые страшные дни — суббота, воскресенье. Я, как мазохистка, беру домой свежие оттиски, чтобы спокойно еще раз просмотреть газету. Представьте, если найду ошибку. До понедельника так себя накручу, что муж ворчит: найди себе нормальную работу, я с тобой сам скоро с ума сойду. И вот страшный понедельник, иду, как на казнь. Редактор не ругает, он спокойно говорит: «Объясни, как могла пройти такая ошибка?» К примеру, имя напечатали с маленькой буквы, или переставили буквы. Как объяснить, почему и кто виноват? Читала несколько раз я, автор статьи, дежурный журналист, линотипистка, сам редактор. Первый читатель – работники типографии, которые стараются уже в распечатках прочитать статью или информацию, высказать свое мнение. Масса народа читала и никто не увидел ошибку! Это называется «замыленный глаз», когда текст знаешь почти наизусть. Мои страдания продолжаются, когда газету получит читатель. Начинают звонить, выговаривать. Надо и это пережить.
Вспомнился Маяковский, который и сам был газетчиком. Несколько строчек из стиха «Газетный день»:
Рабочий утром глазеет в газету.
Думает: «Нам бы работешку эту!
Дело тихое, и нету чище.
Не то что по кузницам
отмахивать ручища.
Сиди себе в редакции в беленькой
сорочке — и гони строчки.
Нагнал, расставил запятые да точки,
подписался,
под подпись закорючку, и готово:
строчки растут как цветочки.
Ручки в брючки, в стол ручку,
получил построчные — и, ленивой ивой
склоняясь над кружкой, дуй пиво».
И таких газетных дней в неделю четыре, передохнуть могли только в среду — газета выходила трижды в неделю. Журналисты в командировках, у машинисток свободный день, расслабились подчитчики и переводчики, я изнемогаю от безделья. Принесла в редакцию пряжу и вяжу дочке костюмчик. Вызов к редактору: «Делать нечего? Занятие себе найти не можешь? Никаких вязаний! Иди в народ, завтра чтобы была статья!» Как это делается? Не могу же я приставать к людям на улице! Но редактор непреклонен.
Был у нас парк небольшой, «40 лет Победы». Пришла, села на пенек и думаю, как завтра буду стоять перед редактором с пустыми руками. Тихо в парке, рабочий день, теплая осень, листопад и старичок, который собирает сухие листья в мешок. Зачем ему листья? «У меня поросята, листья им как подстилка на зиму. Тепло, жевать их любят, а мне не трудно и бесплатно». Помогла собирать листья, потом вместе отнесли к нему домой наполненные мешки, его бабулька угостила горячими пирожками. Рассказал, что с первых дней войны был призван, сапер, ни одного ранения, потому и не является ветераном войны, не получает повышенную пенсию. Показал письмо-благодарность за службу от Сталина, и ни одной медали, не говоря уже об орденах. Даже нет медали «Ветеран ВОВ». Не положено! – так сказали в военкомате. Не положено? Быть такого не может. И все потому, как объяснили чины из военкомата, что у него, сапера, нет ни одного ранения! В четверг рассказала об этой встрече редактору. Анатолий Иванович сам прошел всю войну, ранения, контузии, награды. «Пиши немедленно статью, расскажи все подробно, готовь официальное письмо в военкомат и предупреди, что, если будут затягивать с ответом, мы обратимся в министерство обороны!»
Вышел первый мой материал. До сих пор помню название статьи – «Ровесник века». Дедушка родился в 1900 году. Не знаю, какие неприятности были у военкома, но старый солдат получил официально статус ветерана, награды, правильную пенсию, а редакцию с тех пор его старушка жена закармливала пирожками. Дедушке выплатили пенсию ветерана за все годы. Так я стала журналистом.
При мне в редакции работало три участника войны – Андреев, зам.редактора Копбаев, зав.сельхоз отделом Изюмов. Мы любили их, учились у них. Жапар Копбаевич обладал каким-то особым чувством юмора. В трудную минуту приглашал в свой небольшой кабинет и рассказывал смешные случаи из своей жизни, сыпал анекдотами и потом спрашивал: «Легче стало? Это хорошо, что ты так близко принимаешь чужую боль, волнуешься за каждый выпуск газеты. Журналист не может иметь черствое сердце».
Андреев не учил работать. Сидя за столом, заваленным рукописями, у пепельницы с горой окурков, говорил: «Когда ищешь материал, пишешь статью или информацию, думай о том, как читатель это будет воспринимать. Нужна ему эта статья? Интересно? Познавательно? Что нового можешь сказать? А слово должно быть четким, весомым, честным». Вот и вся школа начинающего газетчика. А помнится и по сей день.
Александр Изюмов отличался от нас какой-то особой интеллигентностью, аристократизмом, который притушивался слегка, когда с ним заговаривали о рыбалке или охоте. Любила не просто читать, а изучать его материалы. Наши три ветерана не рассказывали о войне, эта тема была для них весьма болезненной.
Отправил редактор как-то меня и фотокорреспондента Санхура Ибыбо в совхоз им.Р.Люксембург (с.Беткайнар) собрать материал о работниках МТФ. В.Л.Городецкий модернизировал ферму, оборудовал комнаты отдыха для доярок. Приехали, прошли санпропускник. Перед нами обширный двор, по которому ездит трактор и сгребает в угол жидкий навоз, на другом конце двора стоят у домика доярки и приветливо машут нам руками. Кричу трактористу: «Как нам пройти к базам?» Показывает, смеясь, ножками да через грязь. Белый костюм, туфельки явно не для такой прогулки. Стоим в недоумении, но идти то как-то надо! Идыбо наотрез отказался – «Я и так смогу сделать фото». Снимаю туфли, делаю первый шаг в эту ледяную жижу, молясь Богу, чтобы не поскользнуться и не свалиться на глазах у веселых доярок. Встретили меня извинениями за розыгрыш, дали ведро теплой воды помыть ноги, напоили горячим чаем с домашней выпечкой, похвастались телевизором, красивой посудой, модными занавесками, и, конечно, надоями высокими – лучшими в районе.
Раз в месяц газета публиковала результаты социалистического соревнования доярок района. Огромные списки и цифры – надои молока. Приехала писать репортаж о лучшей доярке совхоза Талапты. Она наотрез отказалась и фотографироваться, и рассказывать о своих успехах. «Обо мне и так часто пишут! Даже неудобно перед земляками». Не писали мы о ней, не помню такой материал. Она пригласила в зал, где на стене висели в рамках все газеты с итогами соревнования доярок района за несколько лет. Красным карандашом кто-то подчеркнул ее фамилию. «Вот, каждый месяц вы писали обо мне!». Я была поражена ее скромности, уважению к печатному слову. Материал я все-таки сделала о лучшей доярке района.
Эта встреча запомнилась потому, что поняла: ответственность работников газеты должна быть наивысочайшей. Нельзя обмануть читателя, это важнейшая часть нашей работы.
Один чиновник как-то высказался: «Какая-то пацанка учит нас, взрослых, опытных, дипломированных специалистов жизни, рассуждает, анализирует! Да что она знает о жизни? Еще и не стыдится ставить свою фамилию под статьей!» Худенька, изящная Люся Познякова и правда вызывала улыбку недоверия, когда приходила за интервью к уверенным и властным «боссам». Но выражение лица, думаю, у них менялось, когда получали свежий выпуск газеты. Тонкий юмор, продуманные аргументы, подтвержденные фактами, фотообвинение, копии документов «выводили на чистую воду» коррупционера. Трудно представить ее в засаде с фотоаппаратом, но азарт журналистский гнал ее в «горячие точки».
Саша Жаров. Уникум. Писал много, азартно, все материалы интересные, тема не имела значения, будто он разбирался во всех сферах жизни. Но почерк был невероятным! Его рукописи представляли собой почти одну сплошную линию с некоторыми извилинами. Редактор давал мне эти каракули: «Ты русовед и должна работать с любым почерком. Приведи это в порядок, чтобы машинистки могли напечатать». Просила Жарова вслух прочитать текст, потом по памяти записывала. Саша проверял, что-то дополнял, потом откопал в сарае старую механическую машинку. Весь рабочий день слышался ее стрекот из его закутка.
Любила поболтать с Кырыкбаем Макамеджановым. А поговорить он любил. Его материалы на сельскохозяйственные темы всегда поражали тем, что он не повторялся, хотя писал о людях одной профессии — трактористах, комбайнерах и доярках, строителях и механизаторах района. Каждый материал продуман до мелочей.
В советское время газета подвергалась не только жесткой государственной цензуре, но и прессингу со стороны райкома партии и райисполкома – никакой критики! Как-то Светлана Кожина выкопала тему (убойную!) об одном руководителе, который развел в конторе пьянство, гуляли всем коллективом на природе, производство было в упадке, финансы требовали конкретной ревизии. Андреев остудил наш пыл: райком не позволит публиковать компромат на начальника. «Но материал хорош!» Мы уговорили шефа уйти «на больничный» и выдали статью! Спрятав таким образом своего редактора проявили чудеса героизма. Надо сказать, что мне, парторгу редакции по совместительству, пришлось выстоять почти час перед разгневанным секретарем райкома. Буря прошла, рейтинг газеты вырос, редактора отстояли.
Коллектив редакции уникален – это семья. Мы знали жен и мужей наших коллег, их детей, радовались успехам учеников. В горе и радости были вместе. Майнура, жена Макамеджанова, постоянно нас подкармливала, приносила в редакцию плов, манты, маринады. Часто забегала Лидия Михайловна – жена Бочкова, заезжал Женя – муж Кожиной, прибегали девчата Амирхан Шакиевой. Каждый праздник был семейным. Мы посвящали друг другу стихи, готовили дружеские шаржи, розыгрыши.
В минуты отдыха, затишья в редакции любила пообщаться с Танатаром Сандыбаевым. Умничка, высокообразованный, прекрасно владел русским языком, переводил Шекспира, Пушкина с русского на казахский, читал стихи как артист. Много и интересно рассказывал о нравах и обычаях казахского народа, его письменности.
Бочкова любили во все времена. Заведующий партийным отделом. Спокойный, уравновешенный, талантливый журналист, поэт, собеседник. Новички при приеме на работу проходили у него своеобразный тест: а скажи, что такое «рябь». Экзаменуемый начинал руками изображать волны, которые гонит ветер. «М-да… Ты журналист, найди слова, а не размахивай тут руками!»
Начинающие дарования не давали ему работать, стараясь как можно больше узнать секретов его мастерства и популярности. Телефонный звонок, берет трубку: «Редаааакция!» Левитановский голос знала вся страна, Бочковский – весь район. Не учил меня азам журналистики, давал читать книги (а их было ничтожно мало о нашей профессии), потом проверял, что из прочитанного я применила в работе. Приезжаю из командировки и к нему: «Василич! Я такой материал нашла!» Рассказываю взахлеб, он пытается остановить поток слов, но мне хочется похвастаться. «Высказалась? Молодец, а теперь попробуй это написать». Лечу к своему столу, хватаю ручку и … Не помню, какой замечательный заголовок придумала, не знаю, с чего начать. Плетусь в панике к нему. «Ты сначала расскажи все бумаге, не растрачивай эмоций, береги впечатления, образы. Рассказала? Будто уже написала, потому в голове пустота. Иди и заново вспоминай о встречах, словах».
(Продолжение следует).
Людмила ДОСЕМБЕКОВА,
ветеран-журналист
